Отпустив ошарашено замершего и хлопавшего глазами Ланика, выдрав из его застывшей руки поводья, я кинулась к коню. И принялась всячески выказывать ему свое расположение. Погладила мягкий и как будто бархатный храп, почесала за ухом, огладила шею, перебрала гриву, шепча в доверчиво опущенное ухо всякую дребедень, на тему какой он хороший и вообще такой лапочка, что я просто таю.
Конь удивленно покосился на меня, шумно обнюхал с ног до головы, потерся лбом о штанину, попытался прикусить край плаща, за что получил ласковый шлепок по шее и просьбу: «Не ешь, это несъедобно!». В тот момент я остро пожалела, что в моих карманах наблюдается неутешительная пустота на предмет чего–то вкусненького. Поэтому я быстро нашла крайнюю – то есть Рони – и, взяв коня под уздцы, развернулась в ее направлении.
М–дя… Вся компания моего личного бреда перебывала в глубоком ауте, широко открыв рот и округлив глаза ну почти до состояния идеального круга!
Не поняла? Это они чего, ожидали, что я от коня шарахнусь с воплем «Сгинь, нечисть?» или еще чего?! Я попробовала еще раз прочувствовать, а что сейчас ощущает «моя дражайшая половинка». Один раз ведь у меня получилось…
А она ощущала! И как! Короче, все его буйные и сумбурные «чуйства» описывались одним емким словом – облом! Парень был разочарован, как я не знаю кто, и еще почему–то ему было неуютно, что ли? Или неловко? В общем, тут со своими эмоциями не знаешь, что делать, а еще и его на мою голову, то есть, душу, повесили!
Чтоб тому умнику, который это совершил, икалось не переставая всю оставшуюся жизнь!
Ладно, хватит лирики. Я, по–моему, что–то делать собиралась?!
Ведя за собой коня, я направилась в сторону девушки.
– Рони, – состроив самую просительно–умоляющую физию, на которую только была способна, сказала я. – а у тебя яблочка или хлебушка там случаем не завалялось?
Рони молча закрыла рот, пару минут повспоминала, как это – говорить, сглотнула, откашлялась и чуть хриплым голосом спросила:
– Тебе зачем?
– Малыша хочу обрадовать. – неловко пожала плечами я, смущенно уставившись в землю и ковырнув ее носком сапога.
Народ дружно поперхнулся воздухом и закашлялся.
– Кого?! – на четыре мужских голоса подозрительно осведомились у меня.
Ланик хранил гордое и высокомерное молчание, проследовав к своему четвероногому транспорту и начал проверять содержимое своих сумок.
– Малыша. – я удивленно вскинула голову. – А что, у него какое–то другое имя есть? Так мне же никто ничего не сказал…
Конь согласно фыркнул и толкнул меня носом в спину, из–за чего я чуть не упала на четвереньки.
– Ты не возражаешь? – восстановив равновесие и обернувшись к нему, переспросила я.
Конь еще раз фыркнул и тряхнул головой, звонко лязгнув удилами.
Рони молча пожала плечами, залезла в седельную сумку и вытащила из нее ломоть хлеба.
– На.
– Спасибо! – пискнула я, обнимая ее за шею.
Когда я счастлива я очень добрая и вежливая.
– Хрр… не за что! – прохрипела мне в ответ полупридушенная Рони. – Да отпусти ж ты меня!! Заду–у–ушишь!
Я отпустила откашливающуюся Рони и, развернувшись к свежепоименованному Малышу, великодушно предложила ему весь немаленький кусок. Конь в охотку умял солидную такую горбушку, обнюхал подставленную ладонь, фыркнул в нее и повернулся боком. Так и быть, лезь уже, мол.
Понаблюдав за сим действом, вся команда дружно и согласовано забралась в седла и выжидающе уставилась на меня.
Я быстренько сбегала за Ваней, пристроила его у передней луки седла и вознамерилась туда влезть.
М–дя… Вид болтавшегося где–то в районе моего пояса стремени не придал мне ни сил, ни уверенности… а за спиной раздалось такое знакомое ехидно–насмешливое фырканье. Я оглянулась только для того, чтобы подтвердить свои догадки. Ну, как же! Кто же еще меня так «любит»?! Ланик вольготно развалился в своем седле, приготовившись созерцать бесплатное шоу под названием «Лезу это я, значицца, на коня…».
А вот гхыр вам! «И птица обломинго осенила вас своим крылом…»
Когда надо соображалка у меня работает не хуже, чем у некоторых!
Я нашла застежку на путлище стремени и перестегнула его на самую последнюю дырочку. Хм… не фонтан, конечно, но куда ни шло! А на длину своих ног я никогда не жаловалась!
Поблагодарив всех богов скопом за то, что к своему костюму предусмотрительно подобрала сапоги–казаки, очень удобные именно для езды верхом, я перекинула поводья на шею коню, кое–как запихнула острый носок сапога в стремя (штаны предупреждающе заскрипели…), уцепилась за переднюю и заднюю луки и, подпрыгнув и подтянувшись на руках, плюхнулась в седло.
Уф! Эверест был покорен! Теперь подтянем стремя до нормальной длины, устроимся поудобнее, разберем поводья и оглянемся на остальных.
Боги, как же я полюбила вид их вытягивающихся лиц! Вернее, одного конкретного лица, выражение глубокой, почти детской обиды на котором, было поистине царским вознаграждением за все мои мучения и страдания!
Хе! Не зря же я на чистом упрямстве и энтузиазме целый месяц училась сносно ездить верхом. Прыгать через всякие хреновины я еще пока не рискую, но уже не ору, когда конь переходит в галоп. Хотя, неосторожно взглянув вниз, я тут же покрепче сжала бока Малыша ногами. Высоковато… падать больно будет!
Малыш оглянулся на меня и вопросительно повел ушами. Я переадресовала немой вопрос Викору, который хмыкнул, широко ухмыльнулся и направил своего скакуна в просвет между зарослей кустов. Остальные потянулись за ним, а мой Малыш, этот танк четырехногий, ломанулся прямо сквозь кусты, поломав мне всю красоту правильной и изящной посадки!